~Телефонный Эфир~

Именно таких людей сегодня очень не хватает. Я таких и не вижу сейчас, вообще не вижу. Надеюсь, что это только мне так не везет, а так, они где то есть еще. Поскольку на всякую мразь ёрничающую по тв смотреть сильно надоело. Полоумные всякие с восточными афоризмами и Хайямом впридачу тоже надоели. А с другой стороны вовсе глухо, пивасик где придется или "модные" клубы с коктейлями. Мало людей.

Причем персонаж описанный вовсе не идеал, напротив, совсем обычный человек, "один из миллионов", но почему то таких нынче не видать

-------------------------

В почтовом ящике я работал в отделе электротехнических материалов, который располагался на двух территориях института. А многие электротехнические материалы - контакты, контактные кольца и коллекторные пластины, постоянные магниты и т.д., делаются методами порошковой металлургии, то есть прессуются и спекаются из металлических порошков. И это совсем не так просто, как могло бы показаться, и в нашем отделе был целый технологический участок, где были разные прессы, мешалки, печи и еще много разного другого оборудования. Тот, кто готовит смесь из порошка, называется "шихтовщиком", а на прессе прессует изделие другой рабочий - прессовщик, а в печи изделие обрабатывает уже термист. И одним из прессовщиков и был герой этого рассказа - Виктор Степанович Тюрин.

Он родился примерно в 1921 и прошел всю войну в пехоте - от западной границы до Москвы и опять до Берлина. Как и многие участники войны в нашем институте, он демонстрировал одну и ту же особенность - очень мало и без видимой охоты рассказывал о войне и о том, что ему самому пришлось испытать. А поскольку Степаныч еще и выглядел со стороны довольно суровым и нелюдимым, то мало кто решался разговаривать с ним о войне.

Еще он был беспартийным и не любил всяких помпезных политических мероприятий и собраний.
Я сказал "выглядел". Но при этом редко кто отличался такой отзывчивостью и желанием помочь, как Степаныч. Очень часто на другой территории приходилось попадать в ситуацию, когда то инструмента нужного нет, то что-нибудь не откручивается или заест. И достаточно было перебежать через 2 цеха к Степанычу, и всегда находился и нужный инструмент, а если надо было стащить со станка какую-нибудь тяжелую обмотку, то и тут Степаныч всегда был готов помочь. Разумеется, я стремился не злоупотреблять этими его качествами.

На другой территории приходилось заниматься и разными бюрократическими делами, что было вне сферы его деятельности, но при этом он никогда не забывал выразить свое сочувствие, правда в весьма своеобразной форме:

-Коля, тебе блядская баба из бухгалтерии матпропуск подписала?
-Да, Степаныч, подписала.
-Не выёбывалась?
-Нет, не выёбывалась.
-Правильно, будет выёбываться, сразу по жопе получит! Людям работать надо, а она с бумажками выёбывается! Ишь, блядь, расступись море, говно плывет!
-Степаныч, остынь, ты, наверное, на нее дистанционно-индуктивно действуешь, и она, когда я прихожу что-нибудь подписать, никогда не выёбывается!

Степаныч никогда не ругался по поводу употребления малопонятных терминов, при условии, что ему их объяснят. Получив объяснение, что такое "дистанционно-индуктивно", он был вполне удовлетворен, и мы, как всегда, расставались дружески.
Прессовщиком он был не просто классным, а супер, не говоря уже о том, что любой и электрогидравлический, и ручной пресс он мог собрать, разобрать и отрегулировать с закрытыми глазами.
Любимым развлечением народа было смотреть, как он на огромном многотонном ручном прессе на спор вставлял стекло в часы или ювелирное украшение в оправу. Этот спор он проиграл только один раз - оставались какие-то микроны до того, чтобы стекло встало на свое место, как дверь участка распахнулась, и на пороге возник слесарь из 10-го цеха:
-Степаныч!
-А?!
-Хуй на! Я тебе обратно ключ принес!
И повернувшись на крик, Степаныч повернул маховик управления прессом чуть-чуть больше, чем надо, раздался хруст, и часы разлетелись вдребезги. Но владелец часов категорически отказался получать за них компенсацию, а спорщик тоже сказал, что такой нечестный выигрыш ему не нужен. Потрясенный Степаныч даже забыл обматерить слесаря. А потом он на этом же прессе вставил еще несколько стекол..

Он был принципиально враждебен всякому "крысятничеству", прохиндейству, попыткам сделать карьеру на "общественной" демагогии, и поэтому всякие личности подобного рода обходили его стороной. Еще, как и многие люди, с которыми мне приходилось встречаться и работать, он был стихийным интернационалистом, и всяческие любители порассуждать о евреях, встречали неожиданный отпор. На участок в курилку однажды пришел снабженец - антисемит, и стал рассуждать о том, как "все евреи обсирают Шолохова". Степаныч сначала молчал, а потом неожиданно заявил:
-Это что, Сашка из заготовки обосрал Шолохова?! Или Володька (инженер - N-1) с нашего участка? Мы с ним сегодня 200 магнитов отпрессовали, когда ему было Шолохова обсирать?! Они - евреи, а ты - мудак! Иди на хуй отсюда!

Больше снабженец никогда в курилку не приходил..
Однажды Степаныч пришел на участок, и видит картину - сидит шихтовщица Клавка и утешает плачущую девочку из обмоточного цеха.
-Что такое? - спрашивает Степаныч.
-Говорков опять на них орал, и на нее тоже, - отвечает Клавка
Говорков - это был хамоватый и злобный начальник участка обмоточного цеха, который любил орать на обмотчиц и ругать их матом. Те, из них, кто был стоек к ненормативной лексике, как Клавка, посылали его в ответ, но некоторые, особенно те, кто помоложе, сильно переживали.
-Ладно, дочка, иди к себе в обмоточный и не переживай. Все будет.
Те, кто хорошо знал Степаныча, оценили тон, которым это было сказано. И вот, некоторое время спустя, Говорков пришел на свой участок обмотки трансформаторов (большие обмотки мотали на другом), как всегда разинул рот и..Дверь с треском распахнулась, на участок влетел Степаныч со своим огромным разводным ключом чуть ли не в метр длиной:
-Говорков!! Если ты, сука, будешь материть женщин и их обижать, то я вот этим ключом расколю тебя до жопы, а потом твоими же яйцами надаю тебе по твоей ебучей лысине!!
В наступившей тишине стало слышно, как шелестит провод, сматываемый с катушки. Говорков мгновенно стушевался и в будущем больше рта не раскрывал, кроме самых необходимых случаев, а потом вообще перевелся в другой цех, подальше от Степаныча.
Народ, который наблюдал все это из прохода между участком и обмоточным цехом, одобрительно загудел, а Клавка потом в курилке спросила:
-Степаныч, а разве бывает ебучая лысина?
-У нормальных людей лысина нормальная, а у такого пидораса, как Говорков - ебучая! - Общество было вполне удовлетворено этим ответом.
А Говоркову его хамство надолго вышло боком. Очень часто, когда он шел вдоль длинного здания цеха, из-за дальнего угла высовывалась чья-нибудь ехидная рожа и радостно кричала:
-Ебучая лысина!
Говорков подпрыгивал от злости, ругался матом, но придя на участок, помня о Степаныче, вел себя тихо.
Однажды в колхозе Славик с контактного участка, процитировал двустишие из известного матерного стихотворения про животных:

Если будешь приставать,
Заклюю, ебёна мать!

Степаныч тут же поинтересовался у меня:
-Коля, кто это говорит?
-Степаныч, я думаю, это страус. К нему пристает какая-нибудь мелкая шавка, а он ей говорит это с высоты назидательным хриплым голосом.
Славик тут же сказал:
-А я думаю, это курица! Она шебуршится, трепыхается, суетится и кричит:"Заклюю, ебёна мать!"
Степанычу вариант со страусом больше понравился:
-Нет, это страус!
-Курица, блядь!
-Страус, на хуй!
-Курица!
-Страус!
-Курица!
-Страус!

Под общее веселье препирательство продолжалось минут 20, и в конце концов, вопрос был поставлен на голосование. И тут у Славика шансов не было - народ единодушно проголосовал за страуса, потому что опасался, что Степаныч рассердится и больше не станет рассказывать свой фронтовой анекдот. И хотя все его слышали много раз, но с нетерпением ждали, когда другой фронтовик с технологического участка, слесарь Николай Иванович Жигалин, бывший танкист, подойдет к Степанычу и скажет:
-Степаныч, ты бы.. это, свой фронтовой ребятам..а?
Тогда Степаныч шел в курилку, народ рассаживался, все курящие доставали сигареты, а если у кого не было, то Степаныч обязательно раздавал свои. И вот в клубах дыма торжественно раздавалось:

-Французский король Мудила Второй выдавал свою дочь Блядинетт за принца фон Пенделя с одиннадцатиметровым хуенделем. И на свадьбе были гости:
-от Англии - лорд Сифилистон
-от Германии - барон фон Триппер Залуппенбах
-японский посол Хацупика и жена его Хацукака
-от Италии дон Ебуччо
-от Испании дон Дрочильо и донья Сифилина
-и от Польши пан Пшеёбже Попиздецки.

Больше я не помню. Каждое имя встречалось дружным искренним радостным хохотом, а от польского пана все приходили в неимоверный восторг. Когда Степаныч однажды вместе с Николаем Ивановичем приехал на нашу территорию, то рассказал это и в нашей лаборатории, и даже сказал мне спасибо, что я не стал рассказывать без него. Некоторое время спустя уже знакомый по прошлым постам некоторым френдессам и френдам Геннадий, садясь в подвале играть в домино, хвастливо заявлял:
-Да я вас сейчас..Да я в домино король!
И все - партнер, противники и зрители дружно крикнули в ответ:
-МУДИЛА ВТОРОЙ!
Как легко догадаются уже знакомые с Геннадием френдессы, его вынесли с яйцами (имеются в виду, разумеется, доминошные яйца). И больше Геннадий "королем" себя не называл..
***
Вот и все про Виктора Степановича Тюрина - рядового Великой Отечественной войны и прессовщика электротехнического завода, одного из миллионов. Многих читателей и особенно читательниц этот рассказ может покоробить и неприятно удивить. Да, Степаныч, наверное, не разбирался в классической музыке, не читал Джойса и Кафку, ничего не знал о либеральных ценностях и не умел поддерживать интеллектуальную светскую беседу в литературном салоне. Но в более существенных сферах, нежели светская беседа, он оказывался на высоте, и в самое тяжелое и для страны, и для него время, и потом, много лет работая на заводе. Да, конечно, я все понимаю - и матом ругаться не есть хорошо, и анекдот Степаныча вряд ли займет в мировой литературе место, аналогичное сатирам Ювенала. Но при всем при этом, Степаныч несравненно более достоин того, чтобы о нем помнили и рассказывали, нежели особы, упомянутые в преамбуле к этому посту. Вспомним год его рождения и поймем, что вряд ли сейчас он еще с нами, как ни печально это сознавать. И раз скорее всего некому больше рассказать о нем, то почему бы этого не сделать мне?

Источник